После начала украинского конфликта Финляндия стремилась как можно быстрее вступить в НАТО, пишет The New York Times.
И это произошло «с головокружительной быстротой». Однако получение членства, возможно, было самой лёгкой частью, отмечает издание.
В течение десятилетий финны решали вопросы безопасности в одиночку, а теперь они обнаружили, что жизнь в большом альянсе сложна, дорога и глубоко политизирована, говорится в статье.
Для Хельсинки сейчас наступил сложный процесс интеграции в альянс и подстраивания под его требования коллективной обороны — со всеми вытекающими отсюда финансовыми, юридическими и стратегическими проблемами.
«Вступление в НАТО — дорогое дело, и поддержка Украины — дорогое дело, и конца этому не видно», — заявила Янне Куусела, генеральный директор по оборонной политике Министерства обороны Финляндии.
Финны долгое время считали членство в НАТО дешёвым преимуществом, обеспечивающим страну американским ядерным зонтиком и распространяющим на неё принцип коллективной обороны. Но, как оказалось, у НАТО также есть обширные требования к своим членам, и речь идёт не только о целях по расходам на оборону в 2% ВВП, но и о конкретных требованиях к каждой стране относительно её определённых возможностей, вооружений, численности войск и инфраструктуры.
Всё это потребует некоторых сложных и дорогостоящих решений со стороны финского правительства и военных чиновников: они будут учиться стратегически мыслить за пределами границ Финляндии и адаптировать свои силы и возможности к потребностям альянса.
Например, им придётся принимать решения о переброске войск и военной техники в Норвегию, Швецию или Прибалтику, в случае если тем понадобится подкрепление, или об участии в других миссиях НАТО, таких как патрулирование Косова.
Финляндия уже увеличила свой оборонный бюджет отчасти для того, чтобы оплатить закупку истребителей F-35 и новых кораблей для лучшего патрулирования морей, а также для охоты за подводными лодками. Кроме того, в соответствии с пожеланиями НАТО, она уже пообещала тратить на свои вооружённые силы не менее 2% ВВП, пишет The New York Times.