В свои десять лет Жора узнал о страшнейших вещах на свете: что жизнь человека ничего не стоит, что после долгой голодовки каждый шаг дается титаническими усилиями, что из ребенка можно выкачать кровь до последней капли. А сны о том, как ступал по обугленным трупам, преследуют годами. Он прошел концлагерь и донорский приют, провел несколько лет в рабстве и до сих пор не может объяснить даже себе, как выжил.
Помню пылающие крыши домов в нашей деревне
До 1943 года деревня Дедино Освейского района, где родился Георгий Купавко, была в оккупации. То время он вспоминает как относительно спокойное. Зверствовать немцы начали весной.
– Тогда активизировалось партизанское движение, фашисты стали проводить карательные операции. Уничтожали все на своем пути. Помню пылающие крыши домов в нашей деревне. Ветер разносил горящую солому, которой они были накрыты, – вспоминает Георгий Касьянович.
В тот день Дедино сгорело. Вся Жорина семья с шестью детьми отправилась в Гальковщину. Там в одной из хат их и приютили, как и многих других беженцев. Через день каратели пришли и в Гальковщину. Согнали всех в один дом. Шустрый Жора выглянул в окно и обомлел: на него смотрело дуло пулемета. Тогда мальчик решил, что застрелят всех. Но немцы ушли. Вернулись через неделю.
– С трех крайних домов, в одном из которых была и моя семья, собрали людей. Остальных согнали в большой дом и подожгли. Тех, кто остался со мной, привели в сарай и оставили до утра. Людей было так много, что спали стоя – как лошади!
Утром пленных снова погнали. Рядом брели коровы и овцы. К ним у немцев было особо трепетное отношение. Животные значили для них гораздо больше, чем шлепающие по снежной каше крестьяне. Именно в тот день Жора впервые понял, что для фашистов жизнь человека не стоит ничего.
– Одна бабка упала и не смогла быстро встать – ее тут же пристрелили. Она так и осталась в луже. Позже в дороге упала корова. Так немцы всем приказали ее поднимать. А корова же тяжелая! Пока с ней возились, они громко ржали над нами, – говорит Георгий Касьянович.
Одно из самых страшных воспоминаний у него связано с той же дорогой. От идущей колонны отбилось несколько овец. Немцы приказали Жоре вернуть их. Мальчик рванул за беглянками и попал на пепелище.
– Это было ужасное место! Шел, и ноги проваливались в щели между человеческими телами. Мясо обугленное, красное. Это все мне снилось потом еще очень долго.
“Сколько детей там погибло, я не знаю”
Через сутки они наконец дошли до Верхнедвинска. Там, согнав в вагоны, всех отправили в Латвию. Так Жора с братьями, сестрами и мамой попал в лагерь Саласпилс.
Георгий Касьянович вспоминает, что прибывших поселили в пустой барак. Там нары были в восемь рядов! Младшим ребятам отвели нижние, верхние – тем, кто постарше.
– Но уже через неделю все с верхних нар оказались на нижних. Ослабели настолько, что могли забраться максимум на третьи от пола.
Кормили в лагере дважды в день баландой. Взрослых выгоняли на работу. Перед тем, как пойти туда, матери выносили детей на улицу на еще робкое апрельское солнышко – погреться. Сами они передвигаться уже не могли.
– Люди умирали пачками. Страх! Их грузили на носилки заключенные в рябых костюмах. Сколько детей там погибло, я не знаю, – признается собеседник и вспоминает, что на территории концлагеря был госпиталь, но попасть туда никто не хотел – каждое утро немец обходил больных.
Кровати перед ним раздвигали, его очень боялись. Над каждой койкой висела таблица с графиком, из которого было видно, идет ли человек на поправку. Если нет, к нему приходили со словами:
“Сейчас мы вам сделаем укол, и вы скоро выздоровеете”. Только после того укола дети быстро умирали.
В Саласпилсе пленников гоняли в баню, чтобы избежать распространения вшей и инфекций. После одной такой помывки немцы отобрали из заключенных молодежь, которая еще могла работать. В эти ряды попала и мама Жоры. Всех их увезли. Так в концлагере остались одни старики, дети и больные. Мальчиков и девочек раздали “хозяевам” – так Жора впервые попал в трудовое рабство. За пару-тройку месяцев он побывал у нескольких хозяев. Последние вернули мальчика в концлагерь, но там он долго не пробыл – его увезли в донорский приют.
– Выкачивали все до последней капли. Конечно, дети умирали после этого. Некоторые – сразу на месте забора крови, – вспоминает Георгий Касьянович.